Бессрочно
Ах метроном! Кто мог уметь
Вот так, отсчитывая смерть,
Бесстрастно ритмом дорожить?
А мы отсчитывали жизнь.
А мы считали день за год –
Их было ровно девятьсот.
Их девятьсот, тех жутких дней.
Но нет земли для нас родней…
Война. Блокада. Ленинград.
Три слова слиты в крестный ряд,
Где каждый выживший распят
Бессрочно.
День Победы
Слово медное – Победа!
Грянул звучный колокол,
Зазвенели звонкой медью
Чаши счастья горького.
Что испили – будет свято:
Пол-Европы – танками…
В этот день глаза солдата
Не смеялись – плакали.
Вдовы молча голосили –
Радость портить надо ли?
Как всегда, души России
Разрывалась надвое…
Разрывалась и взлетала
Снова птицей гордою.
Крик ее застыл металлом
В обелисках города.
Сосулька
С.А. Бодровой посвящается
Всю ночь волчицей вьюга выла,
И дуло смертью из окна.
И всё никак не приходила
Та ленинградская весна.
Железным выперлась укором
Давно нетопленная печь.
И голод жёг, вонзая в горло
Свой леденящий острый меч.
Уже и стулья, и игрушки,
И книги вышли на дрова.
Остались Блок, Есенин, Пушкин...
Как жаль - железная кровать!
И сколько дней, она забыла,
Они не ели - мать и дочь.
Но, слава Богу, не бомбили
Вчера и нынешнюю ночь.
Не сберегал Бог бережёных –
Не грела стылая постель.
Она лежала отрешённо
Перед распятьем на кресте
И, руки в муфточку засунув,
Пыталась тщетно их согреть...
Но вдруг вбежала дочь... с сосулькой!
И распахнула настежь дверь.
«Смотри же, мама! Видишь это?!
Ещё немного и весна!
А там - солнце, там и лето...
Глядишь, и кончится война!»
Такой надеждою сияло
Её недетское лицо,
Что мать, с усилием, но встала
И вышла молча на крыльцо.
Вот робкий луч щеки коснулся,
Вот он играет и дрожит...
Душа ответно встрепенулась –
И захотелось снова жить,
И укрепиться верой гордой,
Что жив любимый Ленинград,
Что завоюет этот город
Не подлый враг, а тёплый март!
Пусть сердце билось слабо, редко,
Но в теле жизнь ещё была...
Они сосульку, как конфетку,
Ломали, плача, пополам.
И было будто всё, как прежде:
Был день блокадный странно тих.
И не сосульку, а надежду
Они делили на двоих.
Холодный цвет страдания
Немного краски у войны –
Лишь черно-бело-красная.
Ещё оттенки седины,
Как боль людская, разные.
В полях сражений, на крови,
Растет трава солёная.
И травы никнут, как ковыль,
Седые - не зелёные.
Как канонада - дальний гром
Седые стены помнили:
Ушли из дома вчетвером,
Пришёл один - изломанный.
Один живой. Среди других –
Как пеплом припорошенный.
Пусть нет ноги и нет руки,
Но это он, Алёшенька!
А о других печаль хранит
И в дождь, и в бурю снежную
Седой, страдающий гранит,
Сурово, молча, бережно.
Но в материнской доле нет
Минувшего и давнего.
И седина её как снег –
Холодный цвет страдания.
Ожиданье
Закат сгорал, обугливая небо,
Как пламя войн, прошедших по Земле.
Стакан воды и черствый ломтик хлеба
Берёг голодный мальчик на столе.
Давно гремела по стране Победа,
И ожиданье трепетало в нём:
Отец придет с войны, а нет обеда...
Но будет знать, что очень — очень ждем.
Прошли года, и стало в людях свято,
Что отболело общею бедой.
К могиле неизвестного солдата
Всегда приносит хлеб старик седой.
Лежит тот хлеб под солнцем и дождём..
Как ждали милых, так и ныне ждём!
* * *
Он называл цветы по имени,
Он называл дома по отчеству,
Чертил средь звезд круги и линии
И по воде читал пророчества.
Он знал мельчайшие подробности
Строенья солнц, планет и атомов.
Он на войну прошёл без робости…
Но был убит. И небо плакало,
Что зло сильнее знания
В жестоком мироздании.
* * *
Его зарыли в шар земной
На Псковщине, в земле родной,
Спасённой им, простым солдатом.
Так тяжела была утрата,
Что шар, томим усталостью,
Сместился к центру тяжести.
Так много их, войной убитых,
Так много кровью недр залитых,
Так тяжело Земле держать
Веками плачущую мать,
Что впору и сойти с орбиты.
Как трудно...
Как трудно в 41-ом умирать,
Не зная о грядущем 45-ом,
Когда вся вражеская рать
Против тебя, безусого солдата!
Когда осатаневший танк
Лишь на тебя врагом нацелен,
Когда в бою сложилось так,
Что помощь к сроку не поспеет...
Когда твой мир превыше лжи,
Превыше страха - чувство долга...
Когда ты страстно хочешь жить,
А грудь разорвана осколком..
Когда разбитый грузовик
Лишь чудом вывезет из боя...
Когда ты к смерти не привык,
Но, чёрт возьми, она с тобою!
Когда вздохнет военный врач:
«Прими, Господь…Уже не наш он»…
Когда душа - сожжённый грач
На взорванной осенней пашне...
Когда сестра, лицо закрыв,
О незнакомом ей мальчишке
Заплачет тоненько, навзрыд,
А ты ни звука не услышишь...
Тогда поймёшь, в последнем сне
В родных местах витая где-то:
ТОБОЙ заплачено войне
За радость будущей Победы!
Поймёшь тогда, что сгоряча
Душа о суетном жалела.
Поймёшь, что счастлив, если часть
Твоя участна в общем деле,
Что для живущих ныне (нас!)
Три завещанья, три закона
Железом выведет война –
Благодарить, ценить и помнить.
Как трудно в 41-ом умирать,
Не зная о грядущем 45-ом!
Наверно, это знает только мать
В огне войны сгоревшего солдата.
Май, число 9-ое
Май. Число девятое.
Разнежилась весна –
Закончилась проклятая
Кровавая война.
Политы кровью пажити,
И пашни, и леса.
И сколько горя нажито –
Не взвесить на весах.
Звучит с утра гармоника.
Хмельной народ поёт.
Но видно, что не только нам
Победа - горький мёд.
Теперь печали надолго,
И трудно ждать добра:
Погиб отец на Ладоге,
Под Сталинградом - брат.
Нам их никак не вычеркнуть
Из жизни и из сна.
Плачь, куст сирени вычурный!
Плачь, вдовушка-весна!
Повсюду флаги красные...
Мы в черном - дочь и мать.
Как нам Победу праздновать
И не сойти с ума?
Теперь мы - куст безлиственный,
Сожжённая трава...
Но можем выжить, выстоять,
Когда земля жива.
Ах, май, число девятое,
Срок временной межи!
Нет времени обратного,
И с этим надо жить.